Глава 1
Часы остановились в 3:57 вечера в пятницу, 29 января. А так это был обычный день: я все беспокоилась, успею ли я вовремя в библиотеку нашего большого университета, раскинувшегося по берегам двух рек, чтобы набрать материала для курсовой. Не было ни чувства потери, ни всеохватывающего ужаса - с ними я и так жила всю свою жизнь - а просто ощущение, что внезапно мое время пришло к концу. Должно быть, я взглянула на эти часы еще раз двадцать, прежде чем осознала, что настенные часы передвинулись в будущее, а мои, наручные, так и застряли на 3:57 вечера.
Я смотрела в окно автобуса, когда тот, подпрыгивая на ходу, проезжал мимо текстильных фабрик, которые возвышались над парком Боардинхауз, словно громадная кирпичная крепость. Павильон цвета хаки одиноко стоял в пелене снега; на решетке, словно слезы ангела, изящно мерцали сосульки. Как-то раз Джош привел меня туда на бесплатный концерт, когда было еще достаточно тепло и можно было сидеть на улице. Я прижала кулак к груди и заставила себя посмотреть в противоположное окно, изображая интерес к школе Сити Магнет, чтобы иссушенный вьетнамский старичок, сидевший напротив, не подумал, что я разглядываюего.
Автобус повернул за угол, проехал мимо ряда трехэтажных общежитий, которые выглядели неуместно в городе, в основном состоящем теперь из витрин и офисных зданий. Во время Индустриальной революции целое поколение женщин забросило свои фермы, чтобы работать на текстильных фабриках. Точно так же сейчас молодежь покидала свои маленькие города, чтобы поступить в государственный университет, охватывающий две реки. Тогда, как и сейчас, в массивных кирпичных зданиях, выстроенных вдоль каналов, предлагались рабочие места, только теперь на заводах производили основу и уток высокотехнологичного рода: работу в области технологии, науки и инженерного дела.
Играя с часами, я напоминала себе о том, что мое решение было верным. Я приехала в этот город за лучшей жизнью, чтобы избежать ловушки, в которую угодила моя мать: ранняя женитьба, много детей - и уже никуда не убежишь. Я была твердой отличницей с солидной историей работы и учебы. Мне было всего двадцать два. Передо мной простиралась вся моя жизнь. Но тогда - почему же быть правильной - так больно??
Автобус высадил меня у здания компании Вулворс, хотя за все свои 4 года обучения в Ю-Масс Лоувелл никакой Вулворс я здесь не видела. Улицы были забиты раздраженными водителями, спешащими воссоединиться со своими семьями. Автобус уехал, оставив меня стоять в сугробе в центре города, в котором все уже закрывались на ночь. Гаснущий солнечный луч осветил огромные зеленые часы на верхушке столба цвета старой меди; черные стрелки указывали на 3:45. Осталось всего двенадцать минут, о нет! Прошлое осталось в прошлом. Я развернулась и побежала, прижимая воротник пальто и теребя часы.
Каменная соль хрустела у меня под ногами, когда я шла по Централ Стрит, и я едва не окончила свой путь на пятой точке, когда дорога пересекла канал Лоуер Павтакет. Плавучие льдины канала мчались вперед, превращая слякоть на мосту в предательский гололед. Я ухватилась за новенькие выкрашенные перила, возблагодарив город за то, что тот завершил новый мост до наступления зимы: без него мой путь удлинился бы в разы. В городе с преимущественно односторонним движением, двумя реками и сетью каналов все расстояния измеряются не по прямой, а тем, как долго нужно идти до ближайшего моста.
Мне требовалось пройти пять кварталов маленьких, еле сводящих концы с концами магазинчиков, чтобы дойти до нужного мне здания, помеченного MapQuest. По пути меня несколько раз окликали, но каждый раз я смотрела себе под ноги, опасаясь, что зрительный контакт могут расценить как приглашение к насилию. На углу Централ и Мидлсекс Стрит изящной, женственной аркой изгибалось четырехэтажное кирпичное здание с черной мансардной крышей. Я вытащила маленькую белую коробочку из своей сумочки и прочитала золотые буквы, будто написанные женской рукой, гласившие"Ювелиры Мартина". Это то самое место. Здесь. Здесь Джош купил для меня эти часы.
Как и большинство магазинных фасадов в Национальном историческом парке Лоувелла, здание было реконструировано в стиле Викторианской эпохи, со скромными зеркальными окнами в толстых деревянных рамах, выкрашенных в черный цвет . На одном из окон висел большой плакат, гласящий"Ликвидационная распродажа". Под ним находилась вывеска поменьше, та самая, которую я надеялась увидеть:"Ремонт часов."
Я открыла дверь и вздрогнула, когда колокольчики возвестили о моем присутствии. Было похоже, что магазин однажды был проходной на верхние этажи; вдоль внешних стен протянулись квадратные стеклянные витрины. Три из них были пусты, однако в оставшихся двух были аккуратно разложены браслеты и другие ювелирные украшения, все на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы казалось, будто вещей больше, чем на самом деле.
Высокий седой старик склонился над прилавком, внимательно слушая женщину, живо размахивавшую руками. По ее прямым черным волосам и сильному акценту можно было понять, что она из Юго-восточной Азии, возможно, Камбоджи, а, может, и Вьетнама. У часовщика был маленький монокль, прикрепленный к очкам; он смотрел сквозь него на то, из-за чего женщина так разволновалась.
Я взглянула на свои часы, но, увы, за эти 6 недель аккуратные золотые стрелки так и не сдвинулись с 3:57 вечера. Часовщик поймал мой взгляд и жестом показал, что он мне поможет, как только он закончит со своим...
